Одного взгляда на ее страдальческое лицо было достаточно, чтобы разубедить его в этом. Глаза ее блестели от слез, но плакала она не от радости, как это обычно бывает на свадьбах.
Что же сделало ее такой несчастной? Только ли тоска по дому и брату? Он вынул из кармана носовой платок и вложил его ей в руку.
Утерев слезы, Маргарет сказала:
— Благодарю вас. И прошу прощения. Сегодня счастливый день, а я раскисла. Позволила воспоминаниям расстраивать мне душу.
— Ваш муж… — Он замялся. — Он был… недобр к вам?
Она невесело рассмеялась, отведя глаза. Вопреки голосу рассудка он ласково сжал ее пальцы.
Она снова повернулась к нему, и он отпрянул — такой огонь пылал в ее глазах.
— Недобр? — повторила она каким-то не своим голосом. — Да, он был недобр.
Гнев ее погас так же внезапно, как и вспыхнул. Осталась лишь растерянность. Она задрожала и закрыла глаза. Слезинка, скатившаяся по ее бледной щеке, упала на манжет его рубашки.
Ад и преисподняя, так этот мерзавец заставил ее страдать! Страдать разумом и духом. Боже Всемогущий, неужели тело ее тоже страдало? Бешенство охватило его. В глазах стало красно.
Новость о том, что она выходит за Дарвина, он принял со стоическим смирением. Как бы он ни любил ее, он знал, что никогда не сможет даже ухаживать за ней, не говоря уже о том, чтобы жениться. Графской дочери ему нечего было предложить.
Кроме любви. И доброты. На память пришли ее слова: «Я часто сидела на утесе, глядя на море, и думала, каково это прыгнуть…»
При мысли о том, что Дарвин дурно обращался с ней, ему стало не по себе. Господи, если бы он знал…
«И что бы ты сделал? — спросил он у себя. — Что ты мог сделать?» Он знал что. Он, посвятивший свою жизнь выполнению закона, убил бы этого мерзавца. Но почему, черт побери, ее братец этого не сделал?
Она открыла глаза и посмотрела на него. Наверное, он выдал свои чувства, потому что взгляд ее потеплел.
— Благодарю вас за то, что вы разделяете мой гнев. Вы всегда были верным другом. Но в то время ничего не могли сделать.
Верным другом. Понимает ли она, что он отдал бы все на свете, лишь бы стать для нее чем-то больше, чем друг?
— Ваш брат, — с трудом выговорил он, — он знал?
— Он знал, что я несчастлива, но не знал, до какой степени. Он навестил меня, вернувшись с войны. Увидел синяки у меня на руках. Я сказала, что упала, но он не поверил, видимо, слышал о наклонностях Дарвина.
Адам стиснул зубы, с трудом сдерживая нарастающую ярость.
— Почему же вы защищали это чудовище?
— Боялась за брата. Убей он Дарвина, его за это повесили бы. Брат избил его до полусмерти и пригрозил прикончить, если тот когда-нибудь снова посмеет ударить меня.
— И он посмел?
— Да. Но случалось это уже не так часто. Я… я никогда не говорила Эрику. Когда наконец я перестала сражаться с Дарвином, он, очевидно, утратил ко мне интерес и занялся другими женщинами. Эрик знал только, что Дарвин мне изменяет.
Он бил ее. Унижал. Изменял ей, этой прекрасной благородной женщине, которую Страттон полюбил с первого взгляда, когда оба они были совсем еще юными.
— Почему вы не оставили его?
— Я сбежала через месяц после свадьбы. Он нашел меня в трактире в пятидесяти милях от Корнуолла и сказал, что, если я снова убегу, он убьет моего брата. Я… я не хотела говорить вам об этом, сама не знаю, зачем сказала.
Когда он представил себе Маргарет, избитую, всю в слезах, ему захотелось вырыть этого мерзавца Дарвина из могилы и убить. Как же это ее брат не удавил его голыми руками?
И тут он все понял. Граф Уэсли направил свою ярость в другое русло и, рискуя жизнью, спасал девушек с такой же судьбой, как у Маргарет.
— Появись у вас возможность бежать, но при этом никогда больше не вернуться домой, к семье, воспользовались бы вы ею, чтобы не вступать в брак с ненавистным вам человеком?
Она не раздумывая ответила:
— Да.
Это единственное слово, произнесенное почти шепотом, буквально потрясло Адама. Вот уже пять лет он ищет Похитителя Невест. Преступник, который разрушает семьи и губит браки. А Маргарет приняла бы его помощь, чтобы избежать брака с Дарвином, и ей не пришлось бы так страдать.
Адам был в смятении. Он гордился своей честностью и прямотой. За похищение полагается виселица. И он не может преступить закон.
— Вы пожалели, что сказали мне об этом. Но почему?
Она опустила голову.
— Мне не хотелось, чтобы вы обо мне дурно думали.
Сердце его болезненно сжалось. Дрожащей рукой он приподнял за подбородок ее лицо.
— Я не смог бы думать о вас дурно. — Господи, да для него она самая лучшая. — Мне очень жаль, что вы столько страдали.
— Благодарю вас. Но теперь я свободна. И вернулась в дом, который люблю, к своему брату.
Он почувствовал укол совести. Ведь через час ее брат окажется за решеткой.
Ее губы тронула улыбка.
— А сегодня я обрела сестру, и у меня появился шанс стать счастливой. — Она осторожно высвободила руку. — Пойду поздравлю новобрачных. Не хотите ли пойти со мной?
Не успел он ответить, как услышал позади себя кашель.
— Прошу прощения, мистер Стратон, мне нужно с вами поговорить.
Адам узнал голос Фарнсворта и весь напрягся. Поклонившись леди Дарвин, он сказал:
— Я вернусь через несколько секунд.
Она склонила голову и направилась к толпе поздравляющих.
— Итак? — повернулся судья к своему помощнику.
Тот вынул из кармана кусок черной ткани и протянул Адаму:
— Это я нашел в спальне лорда Уэсли, сэр. За скрытой панелью под письменным столом. Нет сомнений, что это маска Похитителя Невест.
Не успели Самми с Эриком появиться перед гостями, как на них налетела миссис Бриггем.
— Вот ты где! — Она так сжала дочь в объятиях, что едва не сломала ей ребра. Но Самми не пыталась высвободиться — ведь неизвестно, когда они снова увидятся. — Я так счастлива за вас, — сказала Корделия, шмыгая носом. Затем прошептала дочери на ухо: — Жаль, что у нас нет времени обсудить, сама понимаешь что, но я уверена, граф знает, что нужно делать.
Отступив, она вытерла глаза кружевным платочком и застрекотала. Потом огляделась в поисках скамьи, чтобы упасть в обморок, но не нашла и глубоко вздохнула. Когда же к ним подошли Лидия Нордфилд с дочерью, обе надутые, Корделия просияла.
— Лидия! — воскликнула она и обняла свою соперницу с таким восторгом, что у той лицо вытянулось. — Не волнуйтесь, Лидия. Я уверена, Дафна найдет славного джентльмена. Когда-нибудь.
Миссис Нордфилд издала какой-то странный звук и одарила собеседницу ледяной улыбкой. Миссис Нордфилд и Дафна с чопорным видом пожелали Самми счастья. Миссис Нордфилд, прищурившись, перевела взгляд с Дафны на Самми и обратно. Видимо, хотела сказать: «Если Саманта Бриггем сумела стать графиней, моя Дафна, разумеется, станет маркизой или герцогиней». Так, по крайней, мере думала Самми.